Глазов. Эвакуация. 1941-1945 годы

В течение начального периода Великой Отечественной войны, полного потерь и неудач, многие области и республики Советского Союза оказались захваченными врагом. Под угрозой нашествия огромные массы людей, бросая родные края и нажитое имущество, были вынуждены уходить на восток. 

	Идет эвакуация

В годы войны районный городок Глазов несколько лет служил пристанищем для многих тысяч беженцев. В официальных документах они получили наименование – «эвакуированные». Эти люди составили в то время весьма значительную часть населения Глазова, Благодаря воспоминаниям и документам мы знаем, насколько глубокий след оставила «эвакуация» в истории нашего города 

В годы войны Удмуртия, до которой не долетала фашистская авиация, располагающая людскими резервами основными транспортными магистралями и сырьем для промышленности, становится одним из основных районов по приему и размещению эвакуированных предприятий.  

Поезд с оборудованием эвакуированного завода, 1942 год (Фотохроника ТАСС)

К концу 1941 года на территорию Удмуртии было эвакуировано 34 предприятия. Из них восемь оказались в Глазове. На территории Глазовского льнотреста были размещены три льнозавода из Новгородской и Калининградской областей и шпагатная фабрика из Брянской области. В корпусах Глазовского винзавода расположилась табачные фабрики из Ленинграда и Москвы.

В здание сельскохозяйственного техникума был вселен экспериментальный завод режущих инструментов из Феодосии. Из подмосковного города Наро-Фоминска в Глазов переехала ремонтная база № 81 Автобронетанкового управления Красной Армии, приступившая в конце декабря 1941 года к ремонту прибывшей с фронта техники. А на территории недостроенного льнокомбината был размещен Военный патронный завод № 544. Кроме того, в наш город прибыло оборудование Брянской ГРЭС и Метростроя Москвы.

Кроме промышленных предприятий, в Глазов в сентябре 1941-го было эвакуировано 2-е Ленинградское военное пехотное училище, готовившее командный состав для фронта.

Одновременно с эвакуацией промышленных предприятий шла эвакуация населения с захваченных врагом территорий. Только железнодорожным путем в восточные районы СССР вывезли свыше 10 млн. человек. В Удмуртии же в первые годы войны было размещено всего до 78 тысяч человек эвакуированного населения, значительную часть которого расселили в городах и в рабочих поселках. 

Эвакуация населения из города Гомеля в тыловые районы СССР летом 1941 года

Первый железнодорожный состав с эвакуированными прибыл в Глазов уже на исходе первой недели войны – 29 июня 1941 года. Приехавших оказалось всего 170 человек. Городские власти срочно предоставили беженцам общежития учительского института и педучилища, освободившиеся после отъезда студентов. Но на следующий день на заседании сессии Глазовского Горсовета один из депутатов возмущенно заявил о том, что общежития не были готовы к приему людей: в комнатах  тараканы, «грязь, клопы, сорваны репродукторы».
 
По мере того, как пожар войны охватывал новые территории Советского Союза, в Глазов продолжали идти шли новые эшелоны с беженцами. К 23 августа 1941-го в Глазове уже находилось уже 485 эвакуированных, из них 171 – дети. Многие беженцы, не задерживаясь в Глазове, выезжали к родственникам. Из оставшихся 117 человек были срочно устроены на работу. 56 эвакуированных ребят пошли в детский сад и ясли.

Железнодорожный вокзал города Глазова. Начало ХХ века

Глазов, как имеющий железнодорожную станцию, служил не только основным пунктам приема и устройства, но также и местом распределения эвакуированных граждан. Со станции прибывшие семьи беженцев направлялись на жительство в четыре района: Глазовский, Красногорский, Понинский и Юкаменский. Кроме того, прибывающее и убывающее в другие районы эвакуированное население, а также проходящие эшелоны с эваконаселением обеспечивалось мукой и другим продовольствием. На Глазовской станции был организован питательный пункт, работал железнодорожный буфет. 

Эвакуация населения на Ленинградском фронте. Порт Кобона на берегу Ладожского озера

Национальный состав эвакуированного населения Глазова оказался весьма пестрым. Большую часть их составляли русские. Приехало немало евреев, бежавших от поголовного уничтожения фашистами. Среди эвакуированных были украинцы, белорусы, латыши, литовцы, поляки, даже карелы и вепсы. Больше всего беженцев прибыло из Ленинграда, Ленинградской области и Карело-Финской ССР.

Непрекращающийся поток беженцев резко обострил жилищный вопрос в маленьком городке, где большую часть зданий составляли деревянные одно- и двухэтажные дома и бараки. Положение осложнялось  еще и тем, что необходимо было предоставить помещения для воинских частей и нескольких госпиталей. Чтобы разместить всех прибывших в Глазов, власти вселяли людей в квартиры городских жителей. К концу лета было «уплотнено» уже 259 квартир. Дело дошло до того, что 18 августа 1941 года Горсовет постановил: «не позднее 21 августа дополнительно выявить всю жилую площадь в городе» и «временно уплотнить во всех домах по городу всех жильцов с оставлением на жильца от 2,5 до 3 м2 жилой площади». 

Город Глазов. На улице Глазовская. 1930-1940-е годы

До войны численность населения Глазова составляла 17,4 тыс. человек. Но, благодаря притоку эвакуированных, даже после ухода значительного числа глазовчан на фронт, к началу 1943 года численность населения города даже возросла и составила 18,8 тысяч. 

Учитывая напряженное положение с жильем для эвакуированных, Совет Народных Комиссаров УАССР в 1941 году выделил Глазовскому горисполкому 50 тыс. рублей. Было решено построить 8 квартирный жилой дом барачного типа и переоборудовать надворную постройку на улице Кирова под барак. Однако это строительство изрядно подзатянулось. Спустя два года, 4 октября 1943-го, на сессии Глазовского Горсовета военком Тронин возмущенно заявил: «Жилуправление строительством в г. Глазове не занимается, квартир не хватает. Начатое строительство дома для эвакуированных заброшено бесхозяйственно, а есть частники, которые за время войны выстраивают себе дома с баням и со всеми надворными постройками. Вот этих людей нужно привлечь на строительство и ремонт для жилуправления».

Но выступление военкома помогло мало. Дом для эвакуированных был введен в действие только в августе 1944 года, когда острота с жильем заметно спала в связи с начавшимся возвращением беженцев на родные места.

Конфликты подселенных эвакуированных с хозяевами и без того тесных квартир были практически неизбежны. Однажды жену командира Красной Армии Крестьянинова, приехавшую в Глазов, родственники мужа просто не пустили на порог. Из документов известны многие факты притеснений и издевательств владельцев частных домов над эвакуированными жильцами. На пленуме Глазовского РК ВКП(б), проходившем 9 января 1942 года, отмечалось «наличие отсталых настроений вроде того, что якобы не стало некоторых продуктов из-за того, что наехали эвакуированные».

Но случалось и такое. В квартиру бухгалтера буфета глазовского вокзала Сергея Порошина, согласно полученному ордеру, въехал майор Ленинградского пехотного училища Доценко с семьей из 3-х человек. Оглядевшись в двухкомнатной квартире, майор заявил остолбеневшему хозяину следующее: «его одна комната не удовлетворяет и я, мол, займу всю твою квартиру, а ты живи, где хочешь».

Очень скоро из училища был прислан грузовик и хозяина с семьей и сундуками вывезли в неблагоустроенный дом за городом. Бухгалтер Порошин горько вопрошал в своей жалобе: «Я никак не допускал мысли о том, чтоб командиры Красной Армии поступали подобным образом, т.е. улучшали свои интересы за счет ухудшения своих же соотечественников… Прожив зиму 1942 г. в данной квартире детишки стали жаловаться на заболевания ног, сам и жена чувствуем, что болезни пришли в нашу семью. Невольно в голове родится вопрос – почему дети майора Доценко должны жить в теплой квартире, а наши переносят лишения?» Но все было бесполезно. Квартиру семье Порошиных власти так и не вернули. 

Город Глазов. Двор на улице Революции. 1948-1952 годы. Фото Сергея Лыскова

Но эти случаи, к счастью, оставались исключением. Как правило, местные жители и беженцы жили вместе очень дружно и без обид. Одна из глазовчанок, бывшая в войну школьницей, вспоминала так: «В 1942-1943 годы к нам в класс пришли эвакуированные, мы их приняли как родных. Отцы и старшие братья у всех были на фронте, матери поднимали нас одни. Жили классом как одной семьей».

Для размещения эвакуированных и разрешения всех проблем, связанных с трудоустройством, обеспечением продовольствием и другим, в первые дни войны при исполкоме Глазовского Горсовета был создан специальный эвакуационный отдел. Такие отделы создавались повсюду, где размещали беженцев. В Глазове инспектором по трудовому и хозяйственному устройству эвакуированных был назначен депутат Горсовета Шадрин. В 1942 году его сменила депутат Д.С. Салангина, подчинявшаяся Широбокову – начальнику специального «Отдела по хозяйственному устройству эвакуированного населения» при Совете Народных комиссаров Удмуртской АССР. 

Хлебная карточка в Глазове за март 1942 года.

Снабжение эвакуированных, как и местного населения, продовольствием и промтоварами осуществлялось согласно карточной системе, повсеместно действовавшей с октября 1941-го. В городских магазинах не хватало товаров повседневного спроса. Были часты перебои в снабжении хлебом. Порой выдача хлеба задерживалась на 5-6 дней.Многие беженцы покидали свои дома в чем были, не успев собрать необходимые вещи и продовольствие. Особенно остро приезжие нуждались в обуви. Дело доходило до того, что дети беженцев порой бегали по улице босиком. Бывало, что в семьях эвакуированных совсем не было зимней одежды, и они не могли поступить на работу и устроить детей в школу или детский сад.
 
Из письма командования военно-воздушными силами Волховского фронта:

«В гор. Глазове Удмуртской АССР находится группа семей начсостава ВВС Ленинградского и Волховского фронтов, эвакуированных из Ленинграда.

Командиры, семьи которых находятся в Глазове, получают от своих семей письма, в которых жалуются на плохие материально-бытовые условия, как например, семьи получают только 400 гр. хлеба в день на члена семьи и больше никаких продуктов не получают. Имеющаяся в Глазове столовая военторга отпускает на семью только один обед независимо от состава семьи один ли человек или 5-6. На рынке все дорого и средств, которые семьи получают от своих мужей, не хватает на удовлетворение самых минимальных потребностей питания.

В связи с этим они вынуждены выменивать носильные вещи на продукты. Выделенные для семей нашего начсостава дрова находятся в лесу на далеком расстоянии, транспортом для доставки дров им не помогли и они вынуждены нанимать частных лошадей платя за это опять же носильными вещами, так как деньги за перевозку брать отказываются.

Такое отношение к семьям Командиров находящихся на фронте естественно вызывает отрицательные настроения и нарекания на местные органы власти…»
 Впрочем, некоторые эвакуированные, напротив, жили намного лучше местного населения. Как потом вспоминали глазовчане, приезжие «нас жалели, что-нибудь да дарили со своего плеча. Они получше нас одевались, да и с деньгами легче жили. С собой немало привезли, а до войны, видать, хорошо жили». Но таких счастливцев было не очень много.

Эвакуационный отдел Глазовского Исполкома, несмотря на нехватку денежных средств, материальных фондов и ресурсов, старался, при помощи властей Удмуртии, помогать нуждающимся беженцам. Наряду с использованием централизованных средств, местные органы власти изыскивали возможность выделения товаров из имеющихся фондов. Приезжие обеспечивались предметами первой необходимости, по мере возможности снабжались продуктами питания и промтоварами (от ниток до мехов) по установленным нормам. 

Например: для продажи эвакуированному населению, проживающему в Глазовском районе, в январе 1942 года было выделено 374 кг. хозяйственного мыла. В октябре того же года Наркомторг Удмуртской АССР выдал без продкарточек: сахар – 15 кг, масло сливочное – 8 кг, крупы – 40 кг., картофеля – 40 кг., рыбы или мяса - 40 кг.  

Город Глазов. Дом на улице Революции. 1948-1952 годы. Фото Сергея Лыскова

Норма продажи (разовый отпуск) была установлена на одного человека из следующего расчета: сахар по 200 гр., масло сливочное по 100 гр., крупа – 200 гр., картофель – 500 гр., рыба или мясо – по 100 гр.

Только за июль 1943 года через отдел исполкома беженцам было выдано 96 пар валенок, 6 полушубков, 310 пропусков в столовую, 14 пальто, 5 пар ботинок, различных промтоваров 220 предметов, а также было израсходовано на выплату единовременных пособий 5 тысяч рублей. Зимой 1945-го работающим нуждающимся беженцам были бесплатно розданы валенки - по две пары на семью из 4-6 человек.

Но всего этого было явно недостаточно, ведь беженцев были тысячи, и выдаваемых товаров не могло хватить на всех. Поэтому в комплексе мероприятий по организации помощи эвакуированному населению важное место занимало их трудоустройство. 
Первое время беженцы в Глазове неохотно устраивалась на работу, рассматривая свое пребывание в эвакуации как недолгое и временное. Часто квалифицированные специалисты просто не могли найти службу по своей специальности. Дома оставались сидеть инвалиды, пенсионеры, домохозяйки, а также женщины с малолетними детьми.

Но уже в 1942 году из 2807 человек, размещенных в Глазове, было устроено на работу 1227 – почти все трудоспособное эваконаселение. Этому успеху способствовало то, что детей беженцев устраивали в ясли, детские дома и школы. Были расширены места в детских садах. В школах к лету 1942-го для 330 прибывших в город по эвакуации детей были открыты новые классы. В итоге эвакуированные женщины, освобожденные от присмотра за детьми, шли на работу.Трудно назвать предприятие или учреждение, где бы к концу войны не работали эвакуированные. Только на промышленных предприятиях Глазова к концу 1943 года их трудилось свыше 550 человек. 

Эвакуированные пекли хлеб на Глазовском хлебокомбинате, набивали папиросы на табачной фабрике, стояли за прилавком в магазинах, работали на строительстве, трудились в ремесленных и средних школах, детских садах и домах, столовых, госпиталях и поликлиниках. К примеру, в эвакогоспитале 3891, самоотверженно работали врачи, эвакуированные из Ленинграда. На патронном заводе трудилось немало беженцев-подростков, даже мальчишки двенадцати-тринадцати лет. Даже в Горисполкоме работала опытная эвакуированная машинистка.

Беженцам часто приходилось осваивать совершенно новые профессии. Бывшая портниха работала набойщиком на табачной фабрике, охранник НКВД – сапожником в Артели инвалидов, мастер зонтов – буфетчицей в столовой, а проводник на железной дороге – санитаркой в эвакогоспитале.

В Глазовском Учительском институте директором стал Герман Мартинсон, эвакуированный из Латвии, человек глубоко порядочный, интеллигентный, блестящий эрудит. Несколько беженцев уже в 1941 году поступили на первый курс института. В институт, заменив преподавателей-мужчин, ушедших в армию, пришли эвакуированные педагоги, почти все с учеными званиями и степенями. Впервые в преподавательском составе института появились ученые, закончившие аспирантуру, что значительно повысило его научно-педагогический потенциал. 

Урок военного дела в 10 классе женской школы города Глазова. 1940-е годы

Ученицам Глазовской женской средней школы особенно запомнилась эвакуированная из Ленинграда учительница немецкого языка Мария Сергеевна Богданович, правнучка великого полководца М.И. Кутузова. Бывшие воспитанницы так вспоминали о ней:

«Высокая, красивая, одетая в костюм с длинной юбкой, волосы собраны в пучок, взгляд и строгий, и ласковый одновременно – словом, классная дама, каких до этого в жизни нам не привелось видеть, разве только в кино. Она сама своим отношением к нам, всей своей жизнью преподносила уроки этики, она первая заговорила с нами о культуре поведения: как вести себя за столом, на улице, в кинотеатре и в театре, как общаться друг с другом. Как нам это помогло в жизни! Даже находила время учить нас танцевать вальс. Как мы к ней были привязаны!»

Во время войны с германским фашизмом Мария Сергеевна сумела привить в своих ученицах любовь к немецкому языку. Она вела кружки о хороших манерах и для девочек, и для учителей своей школы. Когда Мария Сергеевна в 1946 году вернулась в Ленинград, воспитанницы всем классом проводили ее до вокзала. 

После победы в битве на Курской дуге и начавшегося в июле 1943 года неудержимого наступления Красной Армии на запад, численность эвакуированных жителей в Глазове начала постепенно сокращаться. Прием их был почти прекращен, а через некоторое время началась и реэвакуация, то есть возвращение людей на прежние места жительства.

Город Глазов. Площадь Свободы. 1948-1952 годы. Фото Сергея Лыскова

К февралю 1945 года в Глазове из эвакуированных уже оставалось только 1688 человек, из них 645 были детьми до 14 лет. Из числа беженцев почти половину составили 647 граждан из блокадного Ленинграда и 132 жителя Ленинградской области. 246 человек приехали из Карело-Финской АССР, 91– из Москвы, 85 – из Орловской обрасти, и 64 – из Белоруссии. В городе работали 796 эвакуированных, из них трудились на промышленных предприятиях 339 человека, в промартелях – 29, на железнодорожном транспорте – двое. Эвакуированные граждане, однако, не имели права возвращаться домой по своей воле. Страна находилась на военном положении. Первыми уезжали семьи людей, не занятых на оборонном производстве. Семьи же рабочих отправились домой намного позже, уже после окончания войны.

Сама реэвакуация начиналась после запроса в Совнарком СССР руководства области и района, откуда приехали эвакуированные, о возвращении своих граждан. Только после полученного разрешения из Москвы начиналась подготовка к отъезду.

В первую очередь, отделом по хозустройству эвакуированных готовился именной список отправляемых на родину. Управлению железной дороги подавалась заявка о предоставлении крытых вагонов для людей и скота на станции. На дорогу людям выдавались продукты питания, пропуск, справка о снятии со снабжения или рейсовые карточки, справка о состоянии здоровья.
 
В Глазове за отправление эваконаселения на прежнее место жительства непосредственно отвечала инспектор Салангина. Одна за другой уезжали по железной дороге организованные партии эвакуированных. Только в начале мая 1945-го со станции Глазов были отправлены: в Карело-Финскую ССР – 64 человека (27 семей), в Калининскую область – 12 человек (5 семей), в Ленинградскую – 22 человека (10 семей). В середине мая в Карело-Финскую ССР уезжал 161 человек. В июне 1945-го 150 беженцев вернулись в Ленинградскую область.

Впрочем, иногда случались и накладки. В мае 1945 года отправление реэвакуированных граждан в Карело-Финскую ССР сильно задержалось из-за отсутствия вагонов. 10 мая инспектор Салангина посылает в Совнарком УАССР встревоженную телеграмму: «Рейсовые карточки пропуска истекают. Народ волнуется. Вагонов нет. Примите меры». Ответ последовал очень скоро и 13 мая четыре вагона были поданы на станцию Глазов. 
Так постепенно, в хлопотах и заботах, невольные гости нашего города отправлялись домой, оставляя за окном вагона все пережитое на глазовской земле – и хорошее, и плохое. 

Но уехали не все. Для многих эвакуированных Глазов стал второй родиной. Только в конце мая 1945-го 30 человек из Карело-Финской ССР отказались ехать и остались в городе. Одни эвакуированные боялись возвращаться в родные места, разрушенные войной, и не хотели бросать работу и худо-бедно налаженный быт, другие нашли в Глазове свою судьбу и обзавелись семьей. 

Многие из них живут в городе и сейчас. Живут в Глазове их дети и внуки, служа живым напоминанием о тех, кто нашел в далекие военные годы на берегах Чепцы надежное прибежище и спасение.