Бурный март 1917-го

В конце февраля до Глазова дошли тревожные известия из Петрограда. Приехавшие из столицы очевидцы рассказывали, что там началась революция. В городе идет сражение войск и народа ‒ с одной стороны и полиции ‒ с другой. Там проходят многотысячные демонстрации, слышны выстрелы, толпа громит магазины и полицейские участки…

Но в эти дни Глазов ничего не получал о происходящих событиях ‒ ни официальных сообщений, ни газетных известий. Ради сохранения порядка в губернии вятской губернатор Н.А. Руднев категорически запретил предавать огласке поступавшие по телеграфу новости из столицы. Только во вторник, 28 февраля, до Глазова дошла первая телеграмма за подписью члена Государственной Думы Бубликова, с сообщением об образовании в Государственной Думе Исполнительного комитета, взявшего в свои руки управление страной, и с призывом к исполнению своего долга перед родиной.

Эта новость была встречена в городе с растерянностью и недоумением. Многие глазовские священники убеждали прихожан, что новость о свержении царя не что иное, как провокация. Но уже на следующий день, 1-го марта, в город пришла новая телеграмма, извещавшая всех, что в столице больше старой власти нет, войска перешли на сторону Государственной Думы, а «в Петрограде восстановлен порядок». 2 марта последовало официальное сообщение об отречении Николая II от власти, а утром 3 марта – его брата, великого князя Михаила. 

Но до сельского населения Глазовского уезда новости о свержении царя доходили с немалым опозданием. В большом селе Ухтым первые слухи о государственном перевороте появились «неизвестно откуда» лишь вечером в субботу ‒ 4 марта. В воскресение на базаре уже «говорили широко», что в столице «очень неблагополучно». И только вечером того же дня в Ухтым привезли «с оказией» из Вятки свежую газету с вестью об отречении императора. А утром 6 марта ухтымцы наконец-то прочли телеграммы с манифестами двух «отречений».

Телеграммы из Петрограда

Глазовская молодежь с восторгом встретила новости из Петрограда. Как вспоминал бывший гимназист Николай Лобовиков, в Глазове в 1917 году выписанные газеты можно было приобрести только в киоске железнодорожного вокзала. Поезд, с которого поступали газеты, приходил обычно вечером, а то и ночью. Устанавливалась очередь и газеты брались чуть ли не с боем.
 
Узнав из свежих газет о свержении самодержавия, завсегдатаи газетного киоска с юношеским задором пошли «с вокзала сначала в здание бывшей  управы и, пробравшись, поскидали со стен царские портреты и двинулись было к зданию, где размещалась конная полиция, но произошла «осечка». Кто-то крикнул «Соболев» и это магическое слово «привело нас в чувство». Дело в том, что Соболева все, кто его знал, боялись как черта. Это был очень свирепый царский служака, бивший своей нагайкой без особого разбора. Нервы наши (нас и было-то меньше 20 человек) не выдержали и мы разошлись кто куда, оставив мысль (не больше, не меньше!) о разоружении полицейских».

На другой день гимназисты с криками: «Да здравствует революция!», «Да здравствует свобода!» сорвали со стен портреты царя и царицы.

Говорили, что Глазовский уездный воинский начальник полковник Мельницкий, высокий старик с седой бородой, встав на молитвы перед портретом царя, громко разрыдался и отдал распоряжение запретить все разговоры  о событиях в Петрограде. 

Первое время после ошеломительной новости командование 154 запасного пехотного полка, расквартированного в Глазове,  никого из солдат не выпускали из казарм. Но все это было бесполезно. Весь полк, почти полностью состоящий из мобилизованных полуграмотных крестьян, уже гудел, словно растревоженный улей. Революционно настроенные офицеры и солдаты на митингах в ротах и командах неустанно объясняли сослуживцам, что «падение царской власти ‒ это хорошее явление, что рабочие давно боролись с самодержавием, что нам нужно приветствовать переворот».

И очень скоро полк в полном составе высыпал из казарм на улицу. По словам очевидца, «такого массового и бурного ликования Глазов еще никогда не переживал. На Соборной площади бурлила людская масса. Рабочие, крестьяне из окрестных деревень, солдаты, гимназисты и гимназистки, учителя, мелкие земские служащие поздравляли друг друга, возбужденно говорили, многие обнимались». У многих на груди появился красный бантик ‒ эмблема свободы, единения и братства.

‒ Со всех сторон слышалось: «Свобода!», «Свобода!», «Да здравствует Свобода!», ‒ вспоминал солдат полковой учебной команды Иван Сысоев. ‒ Настроение у всех было праздничное, тем более, что наступила весна. Я первый раз за 10 месяцев службы в полку прошелся по Вятской улице».

Среди  солдат носились слухи, что командир второй бригады, в состав которой входил 154 полк, генерал-майор Пржелуцкий, не дававший пощады своим подчиненным, был убит солдатами в Перми. Говорили также, что самосуд был учинен и над командиром Казанским военным округом генералом от инфантерии Сандецким ‒ мучителем войск всего округа. 

Глазовское духовенство встретило революцию весьма спокойно. 4 марта епископ Вятский Никандр (Феноменов) распорядился зачитать в церквях манифест «об отречении государя» и «заменить в ектениях и молитвах прошения о нем и царствующем доме словами «О Всероссийском правительствующем синклите»». В своем послании к пастве от 5 марта владыка Никандр сравнил  Февральские события с ситуацией в семье, когда подросшие дети принимают на себя обязанности родителей, «а глава семьи, Царь, решил совершенно уступить им свое место. Совершилось, значит, в наши дни самое обыкновенное семейное дело». 

Но не все в Глазове желали праздновать падение самодержавия. 9 марта многие состоятельные горожане и духовенство вышли на Соборную площадь отслужить панихиду в честь жертв февральского переворота. Священники несли знамя Союза русского народа ‒ белое полотнище с изображением Георгия Победоносца и надписью «За веру, царя и отечество». Студент Алексей Куликов, только что надевший повязку городского милиционера, увидев процессию, потребовал  убрать знамя черносотенцев. Но его не послушали, и тогда Куликов, сорвав полотнище, сжег его в печке.
Вскоре милиционер был вызван для объяснения в исполком, где присутствовали настоятель собора Ергин, священник Шкляев, купцы и часть представителей от полка.

Священник потребовал снять Куликова с его поста за святотатство. В свое оправдание Куликов сообщил, что под эти знаменем действовали черносотенцы Глазова, которые в 1905 году избивали молодежь и убили техника Пономарева. «Так что, ‒  сказал студент. ‒ сорвана была икона, а знамя черной организации».

Куликова неожиданно поддержал сам настоятель собора Николай Ергин, чьи дети тоже ушли в революцию. Протоиерей заявил, «что это было действительно знамя, а не икона», и на том инцидент был исчерпан. 

На следующий день, 10 марта, Глазовский временный распорядительный комитет пригласил протоиерея Ергина для совершения на Соборной площади в присутствии войск местного гарнизона новой торжественной панихиды «с участием хора певчих по борцам, павшим за свободу России».

А 25 марта, проникнувшись доверием к  о. Николаю, Глазовский гарнизонный военный комитет даже пригласил протоиерея на открытие Гарнизонного солдатского клуба в здании мужской гимназии.

Плакат 1917 года

5 марта в здании уездной земской управы (позднее здесь находился туберкулезного диспансера, недавно оно было снесено) состоялось «собрание представителей города, земства, кооперативов при многочисленном стечении граждан». Собрание призвало «все общественные элементы к единению», добиваться «нового революционного порядка вместе с Временным правительством» и выразило «живейшую радость и признательность Государственной думе, взявшей на себя почин создания новой власти в духе пожеланий народа». Было принято решение об организации на «широких демократических началах» распорядительно-продовольственного комитета и комитета по охране, и взять на учет все товары местных купцов. 

6 марта на заседании распорядительно-продовольственного комитета, по инициативе делегации демократически настроенных офицеров запасного полка, под дружные крики «Ура!» было решено немедленно разоружить городскую полицию. 

В тот же день, вышедшие из подполья глазовские большевики созвали общее собрание солдат 154 запасного полка и рабочих-железнодорожников. Там тоже  потребовали разоружить царскую полицию, создать народную милицию для охраны порядка и конфисковать продукты и товары у местной буржуазии. Вскоре в полку появился свой Совет солдатских депутатов во главе с меньшевиком прапорщиком Шульцем 

17 (30) марта в Глазове возник первый Совет рабочих и солдатских депутатов. В волостях один за другим избирались волостные и деревенские комитеты. В конце марта были образованы уездный комитет крестьянского Союза и Совет рабочих депутатов на Омутнинском заводе. 

Так в Глазов пришло двоевластие. По всей России комитеты Временного правительства были вынуждены сосуществовать с не менее влиятельными Советами рабочих и солдатских депутатов, где господствовали социалисты различных толков. От чего, конечно, порядка в стране не прибавлялось…

В уезде и городе на революционной волне один за другим возникали самые разные профессиональные  союзы ‒ металлистов, рабочих, железнодорожников, учителей народных школ уезда, служащих…
 
Священнослужители города  уезда тоже не остались в стороне. 21 марта духовенство и церковные старосты 5-го благочиния Глазовского уезда, поздравили телеграммой председателя Государственной Думы Родзянко «с блестящим успехом устранения позорного режима», пожелав Временному правительству «довести Россию до победы над врагами и вывести народ на путь светлой правдивой жизни». На следующий день был создан «Союз духовенства г. Глазова», призванный объединить духовенства всего уезда. Возглавил «Союз» смотритель Глазовского духовного училища протоиерей Михаил Зосимовский. 

Художник Иван Владимиров. Арест генералов в Петрограде в февральские дни 1917 года

В те мартовские дни повсюду громили полицейские участки, жандармов и городовых арестовывали, а где и просто убивали.
В ночь с 6 на 7 марта 1917 года два взвода учебной команды 154 полка под командованием офицеров окружили здания городской полиции и конной стражи. Покорно ожидавшие своей участи полицейские во главе с  уездным исправником Спичкиным были разоружены и арестованы. Отобранные 249 револьверов, 144 винтовки и 204 шашки были переданы на хранение началь­нику гарнизона.

Все политические заключенные, находившиеся в глазовской тюрьме, были освобождены, а их места в камерах заняли бывшие стражи закона. Впрочем, сидели они в тюрьме недолго. Большая часть полицейских была призвана в армию и отправлена на фронт.

Но с ликвидацией полиции в городе остро встала проблема охраны порядка в городе. По приказу начальника гарнизона полковника Мельницкого, первое время покой глазовцев днем и ночью берегли вооруженные патрули из 4-6 солдат под командой офицера. Бы­ли выставлены дополнительные вооруженные посты около зданий казначейства и губернской почты.

7 марта 1917 года на совещания представителей общественных организаций, правительственных и земских учреждений Глазова был рассмотрен вопрос о создании милиции. Был избран Комитет общественной безопасности во главе с кадетом Титлиновым.

8 марта на заседание общего собрания Глазовского общественного управления, выборного комитета по охране города в присутствии делегатов от 154-го пехотного полка, уездного земства и горожан для поддержания порядка в городе была образована городская на­родная милиция в составе началь­ника, его помощника и полутора десятка милиционеров из добровольцев.

По всему уезду посланцы Глазовского земства и офицеры 154 полка разоружали стражников, урядников и становых приставов, создавая новую сельскую милицию на выборных началах. При этом особо следили, чтобы в нее ни в коем случае не попал ни один царский служака. Реформаторы-ниспровергатели не желали знать, что увлеченно искореняя без остатка старую власть и разгоняя профессионалов, они тем самым рушат под корень всю систему управления в уезде. И первые плоды подобного легкомыслия не заставили себя долго ждать.

Художник Иван Владимиров. Долой орла. Петроград. Февраль 1917 года

Спустя всего полторы-две недели после падения самодержавия в селах Васильево, Лыпь, Верхосунье, Святополье и многих других крестьяне, разъяренные дороговизной товаров, разгромили лавки торговцев. На Омутнинском завода рабочие и крестьяне просто опечатали магазины крупных торговцев и заставили их снизить цены.

О погроме в селе Верх-Лып газета «Слово и Жизнь» сообщала так:

«12 сего марта был обычный воскресный торжек, и торговцы, по обыкновению, повысили цены на свои товары, но на этот раз они ошиблись в расчете и принесли себе не прибыль, а убыток. Потребители запротестовали, возмутились и устроили маленький погром. Воз сушек погромщики расхитили, а ржаную муку, продававшуюся по 4 р. 80. коп. пуд, рассыпали и смешали со снегом. Хотели пощипать и татар, торговавших мануфактурным товаром, но татары благоразумно поспешили скрыться с базара…»

Для «успокоения» крестьян уездный комиссар Временного правительства послал в восставшие села небольшие отряды солдат. «Спокойствие» было  восстановлено. Но для пресечения новых попыток погромов пришлось отправлять солдат еще и в Бисеровскую, Афанасьевскую и Поломскую волости. И это было только начало...

Кроме того, крестьяне-удмурты Глазовского уезда, «истолковав «свободу» в свою пользу», принялись массово варить кумышку (местный самогон) и другие хмельные напитки. Все это сбывалось «страждущим», истомившимся во время царского «сухого закона». На улицах Глазова и казармах 154 запасного полка вдруг появилось немало пьяных солдат, продолжавших отмечать «народную свободу». 

Глазовский исполнительный комитет был вынужден распорядиться «в порядке чрезвычайной охраны задерживать обнаруженных производителей, продавцов и покупателей кумышки, подвергая виновных немедленному аресту до месяца». 25 марта 1917 года новоиспеченный начальник уездной милиции Г. Шевелев уже докладывал: «обнаружено в д. Солдырь у одного холодный аппарат по варке кумушки и у другого одна бутыль кумышки в д. Сыга у одного варение кумышки па полном ходу и у другого холодный аппарат».


Пока весь Глазовский уезд праздновал «зарю свободы», начинал приобретать особую остроту непростой вопрос снабжения продовольствием солдат и населения городов. Нельзя забывать, что первым толчком к Февральской революции послужили возникшие в те дни перебои с черным хлебом в Петрограде.
 
Уже 6 марта на заседание Глазовского распорядительно-продовольственного комитета было решено произвести в городе и уезде, при содействии 154 полка, регистрацию всех запасов продовольствия с правом в случае необходимости реквизиции его у владельцев. В скором времени комитету пришлось также озаботиться вопросом доставки для армии ржи из деревень уезда. 

Но крестьяне, и при царе не очень охотно сдававшие  хлеб по  установленным государством невысоким ценам, тем более, после разгона старых властей не сбирались делать это и сейчас. 

К середине марта Временное Правительство, ввиду  «тяжелого наследства старого правительств», оставившего на складах «очень небольшие запасы провианта», было вынуждено ввести «ограниченную выдачу продуктов по одинаковой норме для всех классов» и призвать «к временному сокращению рациона все население страны, равно гражданское, как и военное». 

25 марта, в связи с недостаточным поступлением хлеба, Временное правительство ввело «хлебную монополию», по которой крестьянин обязан был передать государству весь им собранный хлеб, «за вычетом установленных норм потребления на личные и хозяйственные нужды»...

Радостный праздник революции заканчивался. Для всего Глазовского уезда начиналась грубая и неприятная проза жизни.