Город Глазов накануне Февраля 1917 года
Очень скоро исполняется ровно сто лет с того самого дня, когда в столице Российской империи Петрограде победила «буржуазно-демократическая» Февральская революция. Свержение трехвековой династии Романовых, без преувеличения, оказалось поистине переломным моментом в жизни огромной страны и всех населявших ее народов, Тот февраль послужит своего рода спусковым крючком для целой череды грандиозных событий, переменивших и оборвавших судьбы десятков и сотен миллионов людей...
1917 год стал подлинным водоразделом, рубежом, разделившим жизнь России и целых поколений на две четко противопоставленные части: «до революции» или «после революции», «при царе» или «после царя», «при Романовых» или «при Советах».
Но даже самые грозные и эпохальные события не происходят за единый миг, в мгновение ока. О том, как в течение всего судьбоносного 1917 года жил город Глазов и его жители, мы можем узнать благодаря сохранившимся архивным документам, подшивкам старых газет и воспоминаниям немногих очевидцев.
Как известно, труднее всего жить именно во времена великих перемен…
Каким был уездный город Глазов начала ХХ века? Вот несколько цифр из «Памятной книжки Вятской губернии». К 1912 году в городе насчитывалось всего 44 каменных и 509 деревянных жилых домов и торговых лавок. Городское население состояло тогда из 2238 мужчин и 2404 женщин.
Обширный Глазовский уезд являлся вторым по площади в Вятской губернии и третьим по численности населения, доходившего до 450 тысяч человек. Сейчас на месте уезда находится территория Северной Удмуртии (до поселка Игра) и ряд прилегающих к ней районов на востоке и северо-востоке Кировской области.
В 1904 году Глазовский уездный исправник писал в рапорте на имя Вятского губернатора:
«…Большинство жителей города состоят из мещан и купеческого сословия, занимающегося торговлей; ремесленников мало. С проведением железной дороги заметен наплыв населения в город из деревни. Отпускная торговля оживилась, так как в городе функционируют несколько довольно крупных торговых фирм и город служит местом большей части уезда для сбыта хлеба, льна и других сельскохозяйственных произведений...»
Маленький городок на берегу реки Чепцы продолжал уверенно идти по пути научно-технического прогресса. В конце 1912 года были закончены работы по сооружению городской электростанции, и улочки Глазова впервые озарил неяркий электрический свет. А в 1915 году в городе открывается первый частный кинотеатр.
В конце июля 1914 года Глазове узнал о объявлении Германией и Австро-Венгрией войны России. Население города встретило эту весть бурным изъявлением верноподданнических чувств. Газета «Вятская речь» описывала происходящее так:
«В связи с объявленной войной 28 июля у местных казарм, при громадном стечении народа, отслужен напутственный молебен призванным из запаса, после которого состоялась патриотическая манифестация. С пением «Спаси, Господи» и «Боже, царя храни», портретом Государя и хоругвями многочисленная толпа открыла шествие по улицам города. Повсюду раздавались восторженные клики «ура». У памятника Александру II хор исполнил «Вечная память». Демонстрация закончилась с наступлением ночи…»
В Глазове еще долго одна за другой звучали патриотические речи и молебны, шли новые манифестации. В связи с тем, что по царскому указу были закрыты все пивные и винные магазины, в города царила «полная трезвость» Но одновременно газета сообщала и неприятную новость: «В городе намечается в виду наплыва запасных, поднятие торговцами цен на продукты первой необходимости. Пекари, например, подняли цены на хлеб и сушки до 7 копеек за фунт».
И это было только началом. Спустя всего лишь месяц после начала войны «Вятская речь» писала: «Цены взвинчены на все, с целями явно спекулятивными, так как старые запасы далеко еще не иссякли. Торговцы объясняют повышение цен на товары разно: то война тому виной, то ‒ несостоявшаяся, будто бы, Нижегородская ярмарка…, то, наконец, ‒ бездорожье, препятствующее доставке товаров…»
Уже к началу сентября 1914 года мука вместо довоенных 90-95 копеек за пуд уже стоила 1 рубль 25 копеек, а соль с 45-50 копеек подскочила до 80-ти. Спустя два года, в августе 1916 года цена ржаной муки, вместо довоенных 85 копеек уже составила 2 рублей за пуд, а весной 1917-го уже доросла до 3 рублей 60 копеек. Бутылка молока вместо 4 копеек стоила 20, а за десяток яиц горожанин, вместо прежних 12копеек, уже платил 80! Непрерывный рост цен в Глазове «Вятская речь» объясняла полным отсутствием «контроля со стороны местных органов, ведающих делом продовольствия населения и более всего ‒ городской управы, на обязанности которой по закону лежит контроль за разного рода спекулянтами и промышленниками».
Летом 1916 года глазовского обывателя охватила настоящая паника по поводу возникшей нехватки дров. В город, где существовало только печное отопление, вдруг прекратился подвоз дров по реке. Газета писала: «Те 3-10 возов, которые изредка привозятся на базар, расхватываются почти по пути по ценам, положительно диким: по 3 руб. 50 к. ‒ 4 руб. за маленький возок в 2 ряда…» В дровяном голоде многие обвиняли городскую думу, «состоящую сплошь из торгашей», которая «слабо заботится об интересах населения, почему эксплуатация широко развивается…»
С началом войны в Глазове был размещен 154-й пехотный запасной батальон, задачей которого стала подготовка новобранцев к отправке на фронт. К 1916 году батальон развертывается в 154-й запасной полк.
Благодаря постоянному притоку военных население Глазова к концу 1914 года возрастает более чем вдвое ‒ до десяти тысяч. К началу 1917 года численность глазовского гарнизона уже составляла 12 тысяч солдат и офицеров. Кроме того, в конюшнях города содержалось до 1000 лошадей военного резерва ‒ т.н. конский запас.
Все лучшие здания города ‒ мужская и женская гимназии, духовное и городские училища ‒ были заняты под казармы. Солдаты также размещались в довоенных кирпичных казармах и деревянных бараках, наскоро построенных на юго-западной окраине города и подступавшими вплотную к привокзальной площади. Из уездного города Глазов фактически превратился в самый настоящий военный лагерь. На улицах люди в шинелях становятся привычной частью городского пейзажа.
По словам жителя Глазова И. Сысоева, служившего в то время в 154-м запасном полку, «весь город казался военным плацом. С раннего утра до позднего вечера со всех сторон слышались громкие, разухабистые солдатские песни. На пустырях вокруг города круглый год шла подготовка солдат.
Молоденькие новобранцы, наскоро обученные ружейным приемам и маршировке, прошедшие 2-3 тактических занятия на лудошурских и штанигуртских полях, 1-2 раза упражнявшиеся в стрельбе из винтовок на полковом стрельбище, под командованием молоденьких, неопытных прапорщиков отправлялись на фронт. На их место в полк поступали все новые и новые люди из разных губерний, которых также через четыре месяца обучения в составе маршевых рот отправляли на фронт…»
По словам глазовчанина Николая Лобовикова, бывшего в ту пору гимназистом, многие из его соучеников из богатых семей, особенно из тех, кто учился неохотно и слабо, бросали опостылевшую парту и «уходили добровольцами на фронт, добиваясь звания от прапорщика до штабс-капитана включительно.
Вспоминается, как держал себя один из этих недоучек ‒ Пацианский Иван ‒ на виду своих бывших товарищей гимназистов, сопровождавших его в прогулках по «Невскому», как тогда гуляющие именовали нынешнюю Первомайскую улицу с широкими на одной стороне деревянными тротуарами. Надо сказать, что рядовому солдату было очень трудно пройти сквозь гуляющую толпу офицеров с девушками, гимназистов и др. … чтоб показать своим спутникам-гимназистам, что он из себя представляет, этот Пацианский не стеснялся публично придраться к солдату из-за какой-либо мелочи и наказать его вплоть до зуботычин…».
Окна квартиры семьи Лобовиковых выходили на выгон, где проходило обучение солдат, и Николай часто становился «невольным свидетелем зуботычин и ударов плеткой, наделяемых отдельных из них. При этом было замечено, что рукоприкладством увлекались, главным образом, унтер-офицеры, фельдфебеля и младшие офицеры из недоучек…»
Доля крестьянская
Если горожанам в годы войны жить было совсем непросто, то крестьянам Глазовского уезда было намного трудней. И в мирное время нелегкий и непрестанный труд удмуртского крестьянина не всегда позволял досыта прокормить свою семью. Урожаи здесь всегда были низкими, чему виной были и примитивная культура земледелия, и неблагоприятный климат, и многочисленные капризы погоды.
С началом войны из сел и деревень уходит на фронт до половины трудоспособных мужиков-кормильцев. После постоянных мобилизаций и реквизиций множество крестьянских хозяйств нищали или разорялись вчистую. К 1917 году из каждых ста крестьянских хозяйств Вятской губернии 30 оставалось без рабочих рук, а 20 ‒ не имели основной тягловой силы ‒ рабочих лошадей.
С каждым годом росли обязательные для крестьян хлебные наряды и реквизиции скота. Из-за непомерных аппетитов оборонных ведомств уже в 1915 году в уезде не хватило 72 тысяч пудов овса для посева нового урожая. Резко упала урожайность зерновых. В 1916 году по всей губернии было реквизировано до 50 тысяч голов скота, а в 1917-м крестьяне обязаны были поставить уже 202 тысячи крупного рогатого скота и 156 тысяч свиней.
Множество селян, не желая оставлять семьи и хозяйства, начинали уклоняться от военной повинности. Росло число дезертиров, бежавших из армии. Для наведения порядка в села направляли отряды стражников, многих крестьян просто пороли. Но это не помогало. Примечательный факт: 23 сентября 1916 года из 1286 призывников на Глазовский призывной пункт явилось всего лишь 36 человек!
Особенное негодование крестьян вызывала мобилизация на принудительные работы по рубке леса для Ижевского и Воткинского заводов. По январскому наряду 1915 года население десяти волостей Глазовского уезда обязано было заготовить и вывезти 36 тысяч квадратных саженей дров.
В 1916 году на рубке леса ежедневно трудилось до 12 тысяч человек. Как отмечалось в отчете Вятского жандармского управления, среди мобилизованных встречались даже дряхлые старики и дети. При этом крестьяне вынуждены были везти с собой и докупать на рынке продовольствие и фураж для лошадей за свой счет. К началу 1917 года отказ от заготовки дров принимает массовый характер. Жители многих волостей Глазовского уезда даже бежали из своих селений в соседние губернии.
Неудовольствие крестьян Глазовского уезда также вызывало исполнение военных заказов. Только в августе 1915 года они должны были за бесценок изготовить 14500 ружейных болванок и 220 тысяч подков. Однако председатель Глазовского военно-промышленного комитета был вынужден констатировать: «Работа наша на оборону страны из-за саботажа населения не дает ожидаемых результатов».
Сводки и донесения с мест пестрели от многочисленных фактов неповиновения населения властям: забастовки рабочих, побеги крестьян, столкновения с полицией, самовольная порубка казенного леса, разгром лавок торговцев… Печальной приметой времени становятся нарастающая всеобщая озлобленность между людьми. Даже друзья и родственники при возникшей ссоре или пустячном споре все чаще хватались за нож, топор или ружье.
Растущая нищета и озлобление крестьян не могло не сказаться и на положении православных батюшек. В 1916 году епископ Вятский и Слободской Никандр с печалью писал: «не разберешь, где труднее ‒ и городское, и сельское духовенство одинаково жалуется: нечем жить, не на что детей учить…»
От войны страдали и небольшие железоделательные заводы Глазовского уезда. Уже в начале войны из-за нехватки сырья и рабочих рук серьезно сократилось производство на Омутнинском, Песковском и Пудемском заводах. В январе 1917 года вопрос ‒ «будет или нет существовать завод Пудем» ‒ был решен властями отрицательно. Готовился к закрытию и Песковский завод.
В июне 1915-го рабочие Омутнинского завода потребовали убрать с поста ненавистного управляющего. В январе 1916-го там же вспыхивают новые волнения с требованием ‒ повысить зарплату в связи с дороговизной. В мае 1916 года в Глазове начинается забастовка ста работников казенных зерносушилок. А в феврале 1917-го до города доходят слухи о грандиозной стачке на оборонном Ижевском заводе, где рабочие также требовали увеличения заработной платы.
И огромные потери на фронтах, и нарастающая разруха в тылу приводили к тому, что основная часть населения Российской империи уже начинала смотреть на войну, как на бессмысленную и нужную. И крестьяне, страдавшие от реквизиций и обязательных работ, и горожане, уставшие от растущей и нехватки всего, уже не желали принимать всерьез лозунги о верности западным союзникам и необходимости завоевания для России Константинополя и турецких проливов. Все более популярным становился другой лозунг ‒ «Долой войну!»
Оппозиционные настроения подогревали доходившие из столиц и с фронта слухи об измене и бездарности властей, грязные сплетни о царской семье. Подобное состояние умов, царящее повсюду в российской провинции, еще пока не угрожало существующей власти, но незаметно подтачивало ее авторитет в обществе. И в конце февраля 1917 года, когда восстание в Петрограде внезапно сметет династию Романовых с трона, уже никто ‒ ни армия, ни город, ни деревня, ни церковь ‒ не пожелает заступиться за свергнутого царя…
И никто кто тогда не подозревал, что революционный Февраль 17-го окажется всего лишь прологом к грядущей трагедии братоубийственной гражданской войны…
1917 год стал подлинным водоразделом, рубежом, разделившим жизнь России и целых поколений на две четко противопоставленные части: «до революции» или «после революции», «при царе» или «после царя», «при Романовых» или «при Советах».
Но даже самые грозные и эпохальные события не происходят за единый миг, в мгновение ока. О том, как в течение всего судьбоносного 1917 года жил город Глазов и его жители, мы можем узнать благодаря сохранившимся архивным документам, подшивкам старых газет и воспоминаниям немногих очевидцев.
Как известно, труднее всего жить именно во времена великих перемен…
 | ||
Панорама города Глазова. Начало ХХ века (ЦГА УР. Ф.Р-1585, оп.2, д.146) | ||
Город на берегу Чепцы
Каким был уездный город Глазов начала ХХ века? Вот несколько цифр из «Памятной книжки Вятской губернии». К 1912 году в городе насчитывалось всего 44 каменных и 509 деревянных жилых домов и торговых лавок. Городское население состояло тогда из 2238 мужчин и 2404 женщин.
Обширный Глазовский уезд являлся вторым по площади в Вятской губернии и третьим по численности населения, доходившего до 450 тысяч человек. Сейчас на месте уезда находится территория Северной Удмуртии (до поселка Игра) и ряд прилегающих к ней районов на востоке и северо-востоке Кировской области.
В 1904 году Глазовский уездный исправник писал в рапорте на имя Вятского губернатора:
«…Большинство жителей города состоят из мещан и купеческого сословия, занимающегося торговлей; ремесленников мало. С проведением железной дороги заметен наплыв населения в город из деревни. Отпускная торговля оживилась, так как в городе функционируют несколько довольно крупных торговых фирм и город служит местом большей части уезда для сбыта хлеба, льна и других сельскохозяйственных произведений...»
Маленький городок на берегу реки Чепцы продолжал уверенно идти по пути научно-технического прогресса. В конце 1912 года были закончены работы по сооружению городской электростанции, и улочки Глазова впервые озарил неяркий электрический свет. А в 1915 году в городе открывается первый частный кинотеатр.
 | ||
Глазов. Отправка добровольцев на фронт. Соборная площадь. 1914 год | ||
Война и дороговизна
В конце июля 1914 года Глазове узнал о объявлении Германией и Австро-Венгрией войны России. Население города встретило эту весть бурным изъявлением верноподданнических чувств. Газета «Вятская речь» описывала происходящее так:
«В связи с объявленной войной 28 июля у местных казарм, при громадном стечении народа, отслужен напутственный молебен призванным из запаса, после которого состоялась патриотическая манифестация. С пением «Спаси, Господи» и «Боже, царя храни», портретом Государя и хоругвями многочисленная толпа открыла шествие по улицам города. Повсюду раздавались восторженные клики «ура». У памятника Александру II хор исполнил «Вечная память». Демонстрация закончилась с наступлением ночи…»
В Глазове еще долго одна за другой звучали патриотические речи и молебны, шли новые манифестации. В связи с тем, что по царскому указу были закрыты все пивные и винные магазины, в города царила «полная трезвость» Но одновременно газета сообщала и неприятную новость: «В городе намечается в виду наплыва запасных, поднятие торговцами цен на продукты первой необходимости. Пекари, например, подняли цены на хлеб и сушки до 7 копеек за фунт».
И это было только началом. Спустя всего лишь месяц после начала войны «Вятская речь» писала: «Цены взвинчены на все, с целями явно спекулятивными, так как старые запасы далеко еще не иссякли. Торговцы объясняют повышение цен на товары разно: то война тому виной, то ‒ несостоявшаяся, будто бы, Нижегородская ярмарка…, то, наконец, ‒ бездорожье, препятствующее доставке товаров…»
Уже к началу сентября 1914 года мука вместо довоенных 90-95 копеек за пуд уже стоила 1 рубль 25 копеек, а соль с 45-50 копеек подскочила до 80-ти. Спустя два года, в августе 1916 года цена ржаной муки, вместо довоенных 85 копеек уже составила 2 рублей за пуд, а весной 1917-го уже доросла до 3 рублей 60 копеек. Бутылка молока вместо 4 копеек стоила 20, а за десяток яиц горожанин, вместо прежних 12копеек, уже платил 80! Непрерывный рост цен в Глазове «Вятская речь» объясняла полным отсутствием «контроля со стороны местных органов, ведающих делом продовольствия населения и более всего ‒ городской управы, на обязанности которой по закону лежит контроль за разного рода спекулянтами и промышленниками».
Летом 1916 года глазовского обывателя охватила настоящая паника по поводу возникшей нехватки дров. В город, где существовало только печное отопление, вдруг прекратился подвоз дров по реке. Газета писала: «Те 3-10 возов, которые изредка привозятся на базар, расхватываются почти по пути по ценам, положительно диким: по 3 руб. 50 к. ‒ 4 руб. за маленький возок в 2 ряда…» В дровяном голоде многие обвиняли городскую думу, «состоящую сплошь из торгашей», которая «слабо заботится об интересах населения, почему эксплуатация широко развивается…»
 | ||
Глазов. Мобилизованные на войну. 1914-1916 годы (из архива Е.Н. Поздеевой) | ||
Город ‒ военный лагерь
С началом войны в Глазове был размещен 154-й пехотный запасной батальон, задачей которого стала подготовка новобранцев к отправке на фронт. К 1916 году батальон развертывается в 154-й запасной полк.
Благодаря постоянному притоку военных население Глазова к концу 1914 года возрастает более чем вдвое ‒ до десяти тысяч. К началу 1917 года численность глазовского гарнизона уже составляла 12 тысяч солдат и офицеров. Кроме того, в конюшнях города содержалось до 1000 лошадей военного резерва ‒ т.н. конский запас.
Все лучшие здания города ‒ мужская и женская гимназии, духовное и городские училища ‒ были заняты под казармы. Солдаты также размещались в довоенных кирпичных казармах и деревянных бараках, наскоро построенных на юго-западной окраине города и подступавшими вплотную к привокзальной площади. Из уездного города Глазов фактически превратился в самый настоящий военный лагерь. На улицах люди в шинелях становятся привычной частью городского пейзажа.
По словам жителя Глазова И. Сысоева, служившего в то время в 154-м запасном полку, «весь город казался военным плацом. С раннего утра до позднего вечера со всех сторон слышались громкие, разухабистые солдатские песни. На пустырях вокруг города круглый год шла подготовка солдат.
Молоденькие новобранцы, наскоро обученные ружейным приемам и маршировке, прошедшие 2-3 тактических занятия на лудошурских и штанигуртских полях, 1-2 раза упражнявшиеся в стрельбе из винтовок на полковом стрельбище, под командованием молоденьких, неопытных прапорщиков отправлялись на фронт. На их место в полк поступали все новые и новые люди из разных губерний, которых также через четыре месяца обучения в составе маршевых рот отправляли на фронт…»
По словам глазовчанина Николая Лобовикова, бывшего в ту пору гимназистом, многие из его соучеников из богатых семей, особенно из тех, кто учился неохотно и слабо, бросали опостылевшую парту и «уходили добровольцами на фронт, добиваясь звания от прапорщика до штабс-капитана включительно.
Вспоминается, как держал себя один из этих недоучек ‒ Пацианский Иван ‒ на виду своих бывших товарищей гимназистов, сопровождавших его в прогулках по «Невскому», как тогда гуляющие именовали нынешнюю Первомайскую улицу с широкими на одной стороне деревянными тротуарами. Надо сказать, что рядовому солдату было очень трудно пройти сквозь гуляющую толпу офицеров с девушками, гимназистов и др. … чтоб показать своим спутникам-гимназистам, что он из себя представляет, этот Пацианский не стеснялся публично придраться к солдату из-за какой-либо мелочи и наказать его вплоть до зуботычин…».
Окна квартиры семьи Лобовиковых выходили на выгон, где проходило обучение солдат, и Николай часто становился «невольным свидетелем зуботычин и ударов плеткой, наделяемых отдельных из них. При этом было замечено, что рукоприкладством увлекались, главным образом, унтер-офицеры, фельдфебеля и младшие офицеры из недоучек…»
Доля крестьянская
Если горожанам в годы войны жить было совсем непросто, то крестьянам Глазовского уезда было намного трудней. И в мирное время нелегкий и непрестанный труд удмуртского крестьянина не всегда позволял досыта прокормить свою семью. Урожаи здесь всегда были низкими, чему виной были и примитивная культура земледелия, и неблагоприятный климат, и многочисленные капризы погоды.
С началом войны из сел и деревень уходит на фронт до половины трудоспособных мужиков-кормильцев. После постоянных мобилизаций и реквизиций множество крестьянских хозяйств нищали или разорялись вчистую. К 1917 году из каждых ста крестьянских хозяйств Вятской губернии 30 оставалось без рабочих рук, а 20 ‒ не имели основной тягловой силы ‒ рабочих лошадей.
С каждым годом росли обязательные для крестьян хлебные наряды и реквизиции скота. Из-за непомерных аппетитов оборонных ведомств уже в 1915 году в уезде не хватило 72 тысяч пудов овса для посева нового урожая. Резко упала урожайность зерновых. В 1916 году по всей губернии было реквизировано до 50 тысяч голов скота, а в 1917-м крестьяне обязаны были поставить уже 202 тысячи крупного рогатого скота и 156 тысяч свиней.
Множество селян, не желая оставлять семьи и хозяйства, начинали уклоняться от военной повинности. Росло число дезертиров, бежавших из армии. Для наведения порядка в села направляли отряды стражников, многих крестьян просто пороли. Но это не помогало. Примечательный факт: 23 сентября 1916 года из 1286 призывников на Глазовский призывной пункт явилось всего лишь 36 человек!
Особенное негодование крестьян вызывала мобилизация на принудительные работы по рубке леса для Ижевского и Воткинского заводов. По январскому наряду 1915 года население десяти волостей Глазовского уезда обязано было заготовить и вывезти 36 тысяч квадратных саженей дров.
В 1916 году на рубке леса ежедневно трудилось до 12 тысяч человек. Как отмечалось в отчете Вятского жандармского управления, среди мобилизованных встречались даже дряхлые старики и дети. При этом крестьяне вынуждены были везти с собой и докупать на рынке продовольствие и фураж для лошадей за свой счет. К началу 1917 года отказ от заготовки дров принимает массовый характер. Жители многих волостей Глазовского уезда даже бежали из своих селений в соседние губернии.
Неудовольствие крестьян Глазовского уезда также вызывало исполнение военных заказов. Только в августе 1915 года они должны были за бесценок изготовить 14500 ружейных болванок и 220 тысяч подков. Однако председатель Глазовского военно-промышленного комитета был вынужден констатировать: «Работа наша на оборону страны из-за саботажа населения не дает ожидаемых результатов».
Сводки и донесения с мест пестрели от многочисленных фактов неповиновения населения властям: забастовки рабочих, побеги крестьян, столкновения с полицией, самовольная порубка казенного леса, разгром лавок торговцев… Печальной приметой времени становятся нарастающая всеобщая озлобленность между людьми. Даже друзья и родственники при возникшей ссоре или пустячном споре все чаще хватались за нож, топор или ружье.
Растущая нищета и озлобление крестьян не могло не сказаться и на положении православных батюшек. В 1916 году епископ Вятский и Слободской Никандр с печалью писал: «не разберешь, где труднее ‒ и городское, и сельское духовенство одинаково жалуется: нечем жить, не на что детей учить…»
 |  |  |
Владимиров Иван. Русские плакаты первой мировой войны. 1916 год. | ||
Долой войну!
От войны страдали и небольшие железоделательные заводы Глазовского уезда. Уже в начале войны из-за нехватки сырья и рабочих рук серьезно сократилось производство на Омутнинском, Песковском и Пудемском заводах. В январе 1917 года вопрос ‒ «будет или нет существовать завод Пудем» ‒ был решен властями отрицательно. Готовился к закрытию и Песковский завод.
В июне 1915-го рабочие Омутнинского завода потребовали убрать с поста ненавистного управляющего. В январе 1916-го там же вспыхивают новые волнения с требованием ‒ повысить зарплату в связи с дороговизной. В мае 1916 года в Глазове начинается забастовка ста работников казенных зерносушилок. А в феврале 1917-го до города доходят слухи о грандиозной стачке на оборонном Ижевском заводе, где рабочие также требовали увеличения заработной платы.
И огромные потери на фронтах, и нарастающая разруха в тылу приводили к тому, что основная часть населения Российской империи уже начинала смотреть на войну, как на бессмысленную и нужную. И крестьяне, страдавшие от реквизиций и обязательных работ, и горожане, уставшие от растущей и нехватки всего, уже не желали принимать всерьез лозунги о верности западным союзникам и необходимости завоевания для России Константинополя и турецких проливов. Все более популярным становился другой лозунг ‒ «Долой войну!»
Оппозиционные настроения подогревали доходившие из столиц и с фронта слухи об измене и бездарности властей, грязные сплетни о царской семье. Подобное состояние умов, царящее повсюду в российской провинции, еще пока не угрожало существующей власти, но незаметно подтачивало ее авторитет в обществе. И в конце февраля 1917 года, когда восстание в Петрограде внезапно сметет династию Романовых с трона, уже никто ‒ ни армия, ни город, ни деревня, ни церковь ‒ не пожелает заступиться за свергнутого царя…
И никто кто тогда не подозревал, что революционный Февраль 17-го окажется всего лишь прологом к грядущей трагедии братоубийственной гражданской войны…
17.04.2017
Автор: Г.А. Кочин, научный сотрудник музея отдела истории.
👁 866
