Уездный город Глазов 1880-х годов. Часть II Медвежий угол

Прежде всего, живой человек тут чувствует, что он далеко от всего человеческого и довольно близко к чему-то звериному или, по крайней мере, звероловному, так что, назвав уезд и самый даже город медвежьим углом, я думаю, что никто из местных обывателей на меня за это не обидится. Настоящих медведей тут, вероятно, не больше, чем в других северо-восточных лесах, но место тут, действительно, глухое. Если же кто обидится, тому я скажу только следующее: какая же у вас жизнь, когда, например, статских советников* нет ни одного на целый уезд, да еще уезд-то какой, − в 435,35 кв. мили (около 21000 кв. верст) и с населением более 330000 душ...

Лично я об этом не особенно, конечно, сожалею, хотя и люблю беседу с солидными людьми, но уезду все-таки как будто чего-то не достает для полноты и украшения, точно он без шапки или в картузе без козырька. Статских советников нет, а язычники есть, настоящие язычники, которые так и числятся в вероисповедных рубриках.

Или, например, следующая простота нравов: идешь по одной из главных городских улиц и видишь, что женщина расстелила на снегу шубу и неистово колотит ее ведерным коромыслом. Удивленный таким необыкновенным зрелищем, невольно останавливаюсь и спрашиваю: что это вы, матушка делаете, на что шубу так колотите? Не прерывая занятия, она отвечает: «А зачем в ней вошей много-о-о. Вошей выгоняю-ю!» (Тут говорят на распеве, растягивая последнюю гласную). Разве это не глушь?
Или: огромное большинство жителей, например, никогда еще не видало железных дорог и часто даже общего представления не имеет об этом не новом изобретении. Знают, что где-то «ходит» железная дорога, «известно ходит, а какая она, и как ходит, да Бог ее знает». Одни думают, что дороги покрыты кровельным железом, в роде крыш, другие, что вагоны тянут цепью от станции к станции, и. т. п.

Разумеется, это простонародье, но и большинство культурных старожилов с величайшим любопытством всегда слушает, когда кто-нибудь из бывалых рассказывает, как устроены вагоны со спальными койками, как на вокзалах к приходу каждого поезда дымятся на спиртовых огнях разные кушанья, и т.д.

Вы видите, что все это необыкновенно и самого очевидца-рассказчика поразило, и слушателей изумляет. «До чего может дойти человеческий гений!» − говорит один. «Нет, вы вот что лучше скажите, − замечает другой, − как для этого должны быть везде верны часы!» «Непременно надо съездить в Москву и посмотреть, − говорит третий, − в будущем же году слетаю».

Но, вероятно, не один еще такой будущий год пройдет прежде, чем исполнится такое скромное и естественное человеческое желание. Чтобы «слетать» в Москву, надо сначала в Нижний [Новгород] попасть, а для этого зимою надо около 800 верст на почтовых сделать (летом до камского и волжского пароходства ближе), что само по себе составляет уже целое путешествие, для которого и свободное время, и деньги нужны.

И читают здесь очень мало, а выписывают больше все такое, что покороче да подешевле, с выкройками, модами, рисунками для вышивания, да еще с премией, которую можно в рамку вставить и смотреть: «вот, мол, Тарас Бульба какой был».

Положим, что за ходом внутренней жизни и политическими новостями следить довольно неудобно, потому что газеты больше недели идут, так что новости становятся уже старыми, а события нередко меняются, но все-таки можно было бы больше читать, и это было бы безвредно. Не читающий мужик может еще сказать, что не читает по безграмотству или неимением средств на покупку книг и выписку газет, но человек, не читающий потому, что надобности в этом не чувствует или что это скучно, право, все равно что корова...

...Никакой деятельности, какая бывает в других городах, тут не видишь. Т. е. оно положим, что чиновники, как и везде, и тут ходят в должность, купцы торгуют, духовенство совершает требы и молится об отпущении грехов, а сапожники шьют сапоги, портные платье и т. д., но всего этого, по исключительности состава здешнего населения, очень мало и остается много людей, − не сапожников, не портных и вообще не мастеровых, − которые неизвестно что делают.

Нужно заметить, что поместного дворянского элемента, да и частновладельческих хозяйств вообще, в Глазовском уезде совсем почти нет или чрезвычайно мало, и что население распределяется по сословиям следующим образом: дворян и чиновников всего-навсего только 21 человек, купцов и потомственных и личных граждан − 153, цеховых и мещан − 304, духовных − 1501, крестьян − 305120, отставных солдат, их жен и дочерей − 15810, чинов запаса − 5147 и прочих сословий − 2111 человек.

Чиновники, купцы и граждане тяготеют, конечно, к городу. Живет преимущественно в городе и мещанство, а также и часть культурного, «выбивающегося в люди», крестьянства, которое вместе с мещанством стремится к привилегированному положению и занимает разные «должности».

Немало тут этих должностей, − какие-то счетчики, бухгалтеры, канцеляристы, протоколисты, секретари, письмоводители, вольнонаемные писцы, смотрители, помощники смотрителей и т. д. Все это гнездится около разных канцелярий, городского управления, земства, больницы, банка и прочих учреждений, служа по большей части по вольному найму или в качестве кандидатов на места и «исправляющих должности» и получая по 10, 12, 16, 25 и т. п. рублей (с копейками и четвертями копеек, конечно), в месяц. Затем следуют приказчики, разные поверенные купеческие, доверенные и т. д.

Но все это, так сказать, публика, люди больше потребляющие или перемещающие, чем производящие какие-нибудь материальные ценности. Затем остается собственно житель или обыватель, вот он-то, я и не знаю, что делает. У него есть иногда свой дом, по большей части древний, приносящий рубля два-три-пять в месяц дохода от жильцов, есть корова и куры, но капитала нет и ренты никакой тоже нет, а иногда и дома нет. Но ценностей материальных и он тоже не производит.

Он ловит в речке рыбу, ходит в лес за грибами и малиной, ведет из-за последней часто распрю с соседними деревнями (собственно за места сбора) и т. п., но это уже не обрабатывающая и даже не добывающая промышленность, а просто сбор фруктов и ловля рыбы на уху. Словом, определенных занятий нет, несмотря на полную благонамеренность.

Словом, город ничего не производит ни для уезда, ни для других губерний, не создает и не перерабатывает никаких богатств. Когда вы тот же самый вопрос зададите относительно уезда, т.е. чем, мол, в уезде, кроме земледелия, занимаются и что тут у вас делают, то вам ответят двояко: или, «как что делают? да все делают», или «ничего не делают»...
 
* Статский советник — гражданский (статский) чин V класса в российской Табели о рангах до 1917 года. В России соответствовал должности вице-директора департамента, вице-губернатора, председателя казённой палаты и военному званию между полковником и генерал-майором.