Из статьи неизвестного автора «Е.»
«Из медвежьего угла» (Письмо из Глазовского уезда).
Журнал «Северный вестник» (№ 6. Отд. 2.) за 1886 год
...В ближайшее же воскресение пошел на базар, когда съезжается в значительном количестве деревенский люд и привозит все свои произведения, все, что у него есть для продажи. Базар здешний представляет положительно не европейский вид и воскрешает в памяти путешествия по Африке, Азии и другим странам отдаленным, так как почти половина населения уезда состоит из инородцев (одних вотяков более 130000 душ, затем есть еще татары, пермяки, бесермяне), то иногда даже русской речи не слышишь, хотя она несомненно и преобладает.
Происходит базар на церковной площади, где есть несколько постоянных лавок и маленьких досчатых лавчонок, из которых товар на ночь уносится домой. А затем разбивается еще приезжими краснорядцами*, да и то не всегда, два-три холщовых балагана. Большинство же торгует прямо с возов или раскладывая товар на земле.
Из постоянных лавок три-четыре устроены хорошо, остальные же напоминают петербургские и московские мелочные лавки, где всего есть понемногу: и шило, и мыло, и чай, а больше всего маленьких зеркал, бус, ножей и прочей подобной мелочи, требующейся для диких народов. Все это по большей части плохого качества и даже просто брак (как например, железный товар), который вот в такие-то захолустья и сбывают в кредит Москва и Нижний [Новгород].
Привозят же на базар: муку, овес, ячмень, мед, выломанный в лесу (пчеловодство тут по большей части бортневое), мочало, лыки, сено, дрова, доски и особенно много всяких шкур − шкурки беличьи, заячьи, собачьи, кошачьи, овечьи, лошадьи и коровьи. Шкуры эти по большей части свежесодранные и носят следы крови, а иногда и тут же, где-то мясники убьют скотину и только что снятая шкура тащится за хвост куда-нибудь в лавку, оставляя след на снегу.
Крови вообще на базаре много: вот несет кто-то коровью лодыжку на плече, вот лежат на возу какие-то синие овцы, а вот какая-то старушка опирается, точно на палку, на замерзшее телячье горло с ливером. А дальше, должно быть, охотник ходит с целою охапкою сорок (в прошлом году брали и давали по пятачку, в Париж, говорят, шли на наряды, а нынче не берут, но он все-таки наколотил на всякий случай), ходят два вотяка, у одного за спиною выглядывает из пестеря индюк, а у другого гусь выставил длинную-длинную шею и гогочет...
Подхожу к торговцам железным товаром: подпилки тульские, ножи и ножницы павловские, на ведрах и замках нет клейм. Спрашиваю: это здесь, что ли, у вас делают, или даже, может быть, сами делаете? − «Нет, из Вятки, оттуда, оттуда привозим». Подхожу к сапогам и рукавицам: здесь шьют? − «Нет, из Слободского привозим». Подхожу к гончарным изделиям: здесь делают? − «Здесь». Наконец-то, думаю, и спрашиваю: сами делаете? − «Нет, не сами. У самих не задается с чего-то, а вятские мастера приезжают и нам оставляют».
Вижу, стоит целый ряд возов с мебелью, как простою, так и хорошею, оклеенною орехом, с сундуками, шкатулками, корневыми корзинками, бочонками, кадками, точеными детскими игрушками, самопрялками, чашками, ложками, веретенами и прочими деревянными поделками. Часть вынута и расставлена на снегу, а другая на возах. Прямо уже спрашиваю: из Вятки привозите? − «Из Вятки, все из Вятки».
Что же, наконец, здесь делают? Не может же быть, чтобы вся промышленность состояла только в том, чтобы содрать с коровы шкуру и привезти ее на базар? Указали мне на простые сани, стоящие неподалеку в единственном только числе, и на салазки для детей. Сани очень простые, но крепкие и огромные, хощь 200 пудов клади и вези. Спрашиваю: что стоют такие сани? − «Да прошу вот шесть гривен». − А салазки почем? − «По четыре копейки». Тут же лежат доски сосновые, еловые и пихтовые, а также два очищенных дерева, просто гиганты и прямые как стрела: 11 вершков в нижнем отрубе, 9 в верхнем и аршин 10-12 длины. Что такие деревья стоют? − «Да просим 1 р. 75 к. за пару, а ваша цена какая будет?»
Говорю, что я не покупаю, а просто так спрашиваю. Доскам же оказывается такая цена: сосновые дюймовки 8 аршин длины и вершков 7-8 ширины − 8 и 9 коп. за штуку; пихтовые же и еловые тоже в дюйм толщины и 8 аршин длины, но шириною в 4-5 вершков − по 6, 5 и даже по 4 копейки. Удивляться этим ценам нечего, хотя в другом месте за одну распилку надо заплатить дороже, а тут, кроме распилки, еще самое дерево что-нибудь стоит, да надо в лес за ним съездить, срубить, очистить и в город в виде досок привезти. Это мужик опустошает свой лес, потому что иначе ему неоткуда денег достать. Он же и дрова рубит и продает по 18-15 коп., а иногда и еще дешевле за целый воз, и рад бывает, если и такую-то цену возьмет, чтобы только не везти своего тяжелого товара назад в деревню. Настоится иногда с раннего утра до вечера, никто ничего не берет, ну и отдает за что придется. Отчего, спрашиваю, вы сами не делаете мебели и прочих вещей? − «Не умеем, да и расчета нет». − Как нет расчета? − «А так и нет».
Возвратился опять к деревянным изделиям и полюбопытствовал узнать цены на некоторые. Огромнейший сундук, выкрашенный масляной краскою и обитый в клетку полосками жести, − 1 р. 50 к., поменьше размером 1 р., еще поменьше − 75 коп. и маленький сундучок − шкатулочка, не обитая железом, но тоже с замком, необыкновенно звонким, петлями и выкрашенная с разводами − 20 коп. Такие же вещи, обитые мороженным железом, вдвое, и даже несколько больше чем вдвое, дороже.
Огромнейший деревенский стол с ящиком и тоже весь разрисованный голубыми, красными, фиолетовыми и зелеными фантастическими узорами и цветами − 1 руб. 10 коп. и 1 рубль, поменьше 80-90 к., еще поменьше 65-75 коп. Столы эти нарочно делаются для удобства перевозки так, что нижние части входят друг в друга, а верхние доски укладываются особо, три стола образуют так называемую ставку.
Березовые стулья не затейливые, но очень хорошенького и легкого фасона, с решетчатым сиденьем и даже маленькою резьбою на спинках и на ножках − 4 р. дюжина; а самые простые сосновые, но все таки выкрашенные в темно-желтый и коричневый цвет, 15 коп. за штуку, «а дюжинку возьмете, так и уступить немножко можно». О хорошей, ореховой мебели я не говорю, потому что она хоть и дешево тоже стоит, но все-таки не так дешево.
Детские игрушки: самоварчик деревянный точеный, наполненный блюдцами, чашечками и прочими принадлежностями воображаемого чаепития − 10 коп., точеные вазочки, волчки, круглые коробочки и бочоночки с крышечками и прочее по 2 коп., маленькие плетеные корзинки по 5 коп. Большие корневые корзины очень прочного и изящного плетения по 50, 80 и 1 р. 50 коп.
Не привожу цен других предметов, во избежание удлинения перечня; достаточно и приведенных, чтобы видеть дешевизну деревянных изделий. И это не на месте производства, а на рынке, отстоящем за 200 с лишком верст от главного рынка, Вятки...
* Краснорядец - торговец красным товаром - текстилем, тканями, мануфактурой.08.04.2016
Автор: Г.А. Кочин, научный сотрудник музея отдела истории