Уездный город Глазов 1880-х годов. Часть IV Вотяки* и глазовцы

 
...Тут до сих пор еще есть языческие обряды и настоящие язычники. А затем и вотяки, хотя и считающиеся православными, тем, не менее, ежегодно отправляются в лес и приносят жертвы шайтану, чтобы он хранил их скот от зверя и лихого человека (пастухов здесь не держат, ну так вот в лице шайтана и находят пастуха). Покойникам же своим вотяки непременно кладут и после приносят и зарывают, или просто оставляют на могилах какую-нибудь провизию и кумышку (нечто среднее между брагою и водкою, которую они сами приготовляют перегонкою). А в Ильин день они являются тоже с провизией, которая кропится водою и частью отдается духовенству, а частью тут же поедается. Это тоже называется принесением жертвы, но только уже Илье-пророку. Обычай этот, впрочем, есть тут и у русских, и вотяки, кажется, только заимствовали его...

Хотя русские и относятся к вотякам довольно высокомерно, точно и не весть с какой высокой культурной ступени взирают на них, но на самом деле вовсе не особенно далеко от них ушли. Эта черта высокомерия к тому, к кому можно быть высокомерным, и наоборот, низкопоклонства и униженности там, где нельзя задирать носа, тоже есть черта очень незначительной культуры. Слово «вотяк» тут бранное, в роде того, как в других местах у чиновников, купечества и дворянства слово «мужик». Это синоним глупости, неразвитости, несообразительности и прочего, хотя тут же вам скажут, что вотяк очень хитер и что ребятишки вотяков понятливы и хорошо учатся, так что нередко бывают первыми учениками в школах.

Тем не менее, чуть ли не все давным-давно известные анекдоты применены к вотякам и рассказываются, как самостоятельные, действительно бывшие в прошлом году или несколько лет тому назад. Смеются же преимущественно над их недоверчивостью к русским (хотя и трудно при таких условиях быть доверчивым), над тем, как они говорят по-русски, коверкая слова, а преимущественно над их неопрятностью и неумением жить благоустроенно в домашнем быту, т. е. выстроить хорошенько избу, надворное строение и прочее. Но всего этого предовольно и у русских, и не только в деревнях, но даже в городе.

Архитектурою город, вообще, не отличается. Стали было строить собор, но и тот обвалился. Дома по большей части холодные, промерзающие при 8-10-градусном морозе, несмотря на то, что выстроены из самого толстого леса, так что найти теплую квартиру затруднительно. Потолки по большей части низенькие, форточки не особенно одобряются и иногда заменяются просверленными прямо в стене дырами, которые затыкаются деревянными пробками.

Двери весьма часто с подворотнями, вероятно, для прохода кошек, или совсем нет дверей, а вместо них все арки, ничего кроме безобразия не представляющие. Отхожие места непременно с парадного хода, и любопытно, что это никого не беспокоит, хотя обоняние тут очень развито. Человек на огромном расстоянии слышит рыбу, мясо, что-нибудь паленое, а отхожего места не слышит. На улицах грязь такая же, как и во всякой вотяцкой деревне, а вода в реке до того загрязнена навозом, полосканием белья и всякими отбросами, что постоянно в ней какая-то муть и какие-то разноцветные крупинки, точно одним ведром целый полк солдат рот выполоскал.

Что же касается до неумения вотяков хорошо говорить по-русски, то это еще не особенно удивительно, а вот когда русские говорят так, что не все понимаешь, то это много удивительнее. Встречаются, например, два гражданина, один на одной стороне улицы, другой на другой, и так как по случаю грязи перейти нельзя, то начинается разговор через улицу. Проходя мимо, послушайте этот разговор.

− Добрый день! − говорит один.
− Добрый день, − отвечает другой, − куда это вы ходили в ту сторону?
− До столяра, хотел заказать ему кресло кутаное (мягкое) и конторку уделать (сделать письменный стол), да в цене не сошлись. Мне нужно вот какую конторку: чтобы в средний ящик как раз топа (стопа) бумаги входила, а боковые на два пальца поуже и с двумя перегородкам.
− Ну, так что же, зачем дело?
− Да в цене-то, говорю, не сошлись с ним, дорого просит, говорит, уделать можно, только дело-то это меледливое и шишлеватое (что это значит, ей-Богу, не знаю).
− Э, уж здешние мастера! Просят Бог знает что, а ничего, как следует, не уделают: то пошироко, то повысоко...
− А вы куда ходили?
− Только еще иду, − баланчик (весы) маленький хочу купить, Большой-то баланец у нас есть, да повелик.
−А погодье-то (погода) какая неровная стоит: то тепляе, то холодняе. Давече тепляе было, а теперь опять стает холодняе.
− Да, уж, и не говорите, с этим погодьем тоска, уж лучше бы одно что-нибудь, чтобы было ровняе.

Спрашивается, что это за диалект такой и чем он лучше вотяцкого? Что это за слова: пальцы, с им, с эстим, баланчик, топа, меледливо, шишлевато и т. д. Я не знаю, к какому общественному положению принадлежали разговаривающие, но одеты они были по-господски и вид имели тоже очень господский. А затем знаю также, что и культурная здешняя публика выворачивает такие же и другие подобные словечки, с тем же словоуправлением и ударениями. Даже судебный пристав в объявлении о продаже чьего-то имущества пишет, что будут продаваться: двои деревянные вилы, ситцевый кисет, и баланец с чугунными гирями.

Вероятно, господин пристав пишет так для понятности, а не потому, чтобы не знал, что весы так и называются просто весами, но я не понимаю все-таки, зачем это писать?

Все это, разумеется, было бы сущим вздором, если бы у здешней культурной публики (за некоторыми исключениями, конечно) было больше умственной жизни и вообще того, что называется человеческими, духовными интересами, но тогда, по всей вероятности, она больше читала бы и так не говорила бы. Да и к действительно невзрачному и чумазому вотяку относилась бы менее высокомерно, понимая, что есть еще умственная и нравственная чумазость, горшая первой.

Та чумазость обуславливается, прежде всего, бедностью, экономическим положением и недоступностью образования. А эта, в большинстве случаев, умственной ленью, равнодушием к высшим человеческим интересам и способностью удовлетворяться низшими − картами, выпивкой, сплетнями, интригами, подсиживанием соседа, и т. п.

Между прочим, не безлюбопытно, почему здесь нет клуба, этой вечной и неизменной принадлежности всякого уездного города: потому, что дерутся там. Был клуб, но его закрыли за драку. Затем вместо клуба открывались, говорят, еще какие-то семейные вечера, но и там передрались...

*Вотяки − устаревшее русское название удмуртского народа. Имеет, по-видимому, происхождение от реки Вятка, давшей название Вятской губернии, в состав которой входила Удмуртия в дореволюционной России.